Коп из полиции нравов [Коп из полиции нравов. Шпион поневоле. Требуется секретарша. Весьма опасная игра] - Ричард Диминг

Я украдкой покосился на него. Это могло быть сарказмом, но было сказано совершенно открыто, тем же тоном, как он произнес свое имя.

— Не уверен, что разделяю вашу убежденность. Встреть сам я пилота в состоянии подобного похмелья, впредь стал бы путешествовать в подводной лодке.

В ответ он просто улыбнулся.

— Но в результате вы считаете, что в состоянии отвезти меня, сэр?

— В зависимости от того, куда и когда.

У меня не было большого желания брать его куда бы то ни было. У меня был контракт с компанией «Каайа» и я задолжал ей работу до самой полярной ночи. Но вы же не часто встречаете в Лапландии джентльмена с манерами Роберта Е. Ли. По дороге в Стокгольм я встретил в Хельсинки пару директоров из «Каайа», но у них не было подобных манер. Пожалуй, у них манер вообще не было. Я потратил для них на аэросъемку больше пяти недель, но не обнаружил на земле Финляндии и крошки никеля; вот потому и стал бездельничать. Полет в Стокгольм на уик-энд это как раз доказывал.

Он не отставал:

— С вашим знанием этой страны, надеюсь, вы в состоянии помочь мне, сэр. Я ищу медведей.

— Медведей? — Тут я вспомнил чехлы с ружьями на улице. И покачал головой.

— Вам трудно будет получить лицензию на медвежью охоту. Она бывает главным образом весной. Я где-то читал, что финны отстреливают только сорок одиночек в год.

Он сразу кивнул и продолжал ждать.

Я в замешательстве молчал. Я знал, где есть медведи. Вести авиаразведку полезных ископаемых означает в большинстве случаев летать не выше ста метров, а на одномоторном самолете — еще и проводить время, разглядывая землю, в поиске площадок на тот случай, если на одинокий мотор нападет сонная болезнь. В Финляндии, стране по преимуществу лесной, это не очень помогает, но зато позволяет узнать, что происходит на земле. И за последние две недели я видел пять медведей, или одного и того же пять раз.

Тут были две загвоздки. Первая состояла в том, что высаживая его на этот клочок медвежьего заповедника, я мог ручаться, что высадка произойдет в самом центре района моей авиаразведки. И будь он шпионом конкурирующей компании, такая операция — не лучшая затея. Но до сих пор я, право, не верил, что он шпион.

Теперь перейдем к загвоздке номер два.

— Смотрите, — сказал я, — Я могу вас высадить возле того района, где я недавно видел нескольких медведей. Вся неприятность состоит в том, что так я нарушил бы закон.

Он вежливо приподнял брови и стал ждать объяснений.

— Этот район объявлен запретной зоной. По крайней мере для самолетов. Она простирается вверх и вниз по границе с Россией в ширину миль на сорок пять. Вся зона — территория Финляндии, но финны сделали ее запретной в знак мирной инициативы. Так что Россия не захочет никаких извинений, если вдруг столкнется со шпионажем. И финны отнесутся к вам весьма серьезно, если поймают в этой зоне.

Меня они не поймали. Пока. Частично потому, что их радар был слишком несовершенен, частично потому, что высоты авиаразведки вообще лежат гораздо ниже зоны действия радаров. А в общем-то вся обследуемая фирмой «Каайа» площадь лежала целиком в запретной зоне.

«Каайа» прикрыла себя, выдав мне подставной контракт на работу в разрешенном районе много западней, и кое-что сделала для прикрытия меня (поскольку именно мне предстояло отправиться в тюрьму), выплачивая почти вдвое больше нормальной ставки. И потому я имел более чем достаточно оснований для сохранения района моих поисков в секрете.

Но, впрочем, я не думал, что Хомер был агентом правительства Финляндии.

— Я не возражаю доставить вас туда, — сказал я.

— И находиться там, в той зоне, для вас не будет правонарушением. Но только я не желаю, чтобы кто-то знал о том, как вы туда попали. Пока вы там, я предпочел бы, чтобы никто не знал, где вы, а когда вернетесь, — чтобы никто без исключения не знал, где вы были. Так можно сделать наш полет довольно безопасным, вы согласны?

Он подумал, затем кивнул.

— Это вполне приемлемо для меня, сэр. В самом деле, поскольку вас не следует подвергать ненужному риску, я должен буду согласиться. А вы уверены, что все пройдет удачно, сэр?

Я отмахнулся.

— Уверен. Когда вы собираетесь в дорогу?

— Как только вы готовы будете лететь.

Я глянул на часы. Было около пяти часов вечера, что оставляло нам два часа дневного света, а после него долгие сумерки. Мы были на пороге осени, как раз в пору перехода от летних бесконечных дней к долгим — долгим темным ночам лапландской зимы.

— Ладно, — сказал я. — Вспомнил, есть там какая-то старая развалюха. Не знаю, подойдет ли она, поскольку пролетел над ней разок — и только, но все равно это лучше палатки. Полагаю, припасы вы прихватили?

— Полагаю, у меня есть все, включая двухнедельный запас еды. Может быть, потом вы доставите меня куда-нибудь еще?

— Никаких проблем, — тут я начал удивляться, сколько же, по его разумению, надобно охотиться, чтобы убить медведя. — Долго вы планируете здесь оставаться?

— Я рассчитывал недель пять-шесть. Для начала, во всяком случае. Вы сможете задержаться здесь так надолго?

Он спросил это с легкой искренней тревогой, словно мог случайно нарушить мои великие планы.

— Я задержусь до тех пор, пока будет работа. Для пилота она может найтись и проклятой долгой зимой.

Возможно, я сказал это от чистого сердца, потому что он покосился было на меня, но затем снова любезно уставился в сторону.

Я встал.

— Встретимся на улице через четверть часа. Мне надо увидеть одного человека в ангаре. Идет?

— Отлично, сэр. Я начну грузить свой багаж, если ваш самолет не заперт.

— Он не заперт. И достаточно давно.

Я улыбнулся и кивнул головой, что было ошибкой, поскольку голова болела все сильнее, и зашагал дальше, размышляя о том стиле жизни, при котором можно выделить пять-шесть недель, чтобы найти и убить медведя.

Техник из ангара узнал меня, и не успел я приблизиться, в одной руке он уже держал бутылку, а в другой открывалку.

Половину бутылки пива я выхлебал единым духом, а вторую половину стал потягивать понемногу.

Некоторое время погодя он спросил:

— Как дела в Стокгольме?

Он говорил по-шведски, чтобы облегчить мне разговор.

— Прекрасно, насколько я в состоянии вспомнить.

— Что сказал человек от «Де Хэвиленда»?

Я летал туда специально, чтобы узнать, что предложит агент фирмы-изготовителя сделать с «Бобром», дабы сохранить его для следующего сезона.

— Он был очень вежлив и любезен. Во всяком случае, он не рассмеялся.

— Он сказал, что тебе нужен новый мотор?

— Он сказал, что мне нужен новый самолет.

Техник мрачно покачал головой.

— Это и я мог тебе сказать. Но тебя бы это огорчило.

«Бобры» относились к самым прочным самолетам, построенным в наше время. Проектировали их для сельскохозяйственных работ в условиях Канады, но даже «Бобры» стареют. Мой «Бобер» постарел за несколько секунд, когда некий пилот финских ВВС попытался мягко посадить его на небольшом озере. Кое-как военные вытащили его из леса и сбыли по бросовой цене — мне. Я проделал всю работу, на которую был способен, вроде установки пропеллера, но один из поплавков так и не смотрел по линии, фюзеляж был деформирован настолько, что ни одна дверь плотно не закрывалась, а подшипники мотора ходили ходуном, как задница кинозвезды.

— Он назвал тебе стоимость капитального ремонта двигателя?

— Он сказал, что если отремонтированный двигатель разовьет полную мощность, то весь самолет развалится в воздухе.

Техник снова покачал головой.

— Может быть, ты сможешь найти работу на зиму.

Это всегда было проблемой. Большинство чартерных рейсов и вся авиаразведка прекращались с первым снегом. Каких-то несколько лет назад мне удавалось находить работу зимой в Норвегии, или в Германии, или в Австрии; но теперь там получили слишком много авиатехники собственного производства. Прошлой зимой пришлось ставить «Бобра» на ремонт в Хельсинки; похоже, то же самое предстоит и в этом году.

Но даже работа зиму напролет не позволила бы мне купить нового «Бобра»; все, что мне для этого было нужно, — найти никель. По старым договорам с «Каайа» размер премии был таков, что покупку можно было сделать немедленно.

Я спросил:

— Мика далеко?

Техник кивнул в конец ангара. Я прошел туда. Мика прислонился к стене, наблюдая за человеком, возившимся на верстаке с блоком электронной аппаратуры.

По окладу, который я ему платил, Мика был моим ассистентом. Он садился сзади меня и следил за записями магнитометра и сцинтиллометра, а когда они выходили из строя, их ремонтировал. Как оказалось вскоре после того, как я его нанял, он с новенькими правами пилота искал настоящую работу, а не собирался протирать штаны, наблюдая за электронной бессмыслицей.